Ссылки для упрощенного доступа

"Голодные люди не думают о демократии". Как немцев лечили от нацизма


Мужчина с плугом. 1947 год, Берлин
Мужчина с плугом. 1947 год, Берлин

В петербургском Издательстве Ивана Лимбаха впервые на русском языке вышла книга "Немецкая осень" шведского писателя Стига Дагермана на основе его очерков о послевоенной Германии. Впервые книга была опубликована в Стокгольме в 1947 году, неоднократно переиздавалась и переведена на европейские языки. Для русского читателя "Немецкая осень" стала открытием.

Текст: Окно

Книга Стига Дагермана "Немецкая осень", издательство Ивана Лимбаха
Книга Стига Дагермана "Немецкая осень", издательство Ивана Лимбаха
Стиг Дагерман родился в 1923 году в Эльвкарлебю (Älvkarleby) Лен Уппсала, Швеция. Он рос без матери – с дедом и бабушкой, в небольшой деревне. В 11 лет мальчик лишился деда – старика убил психопат, через полгода не стало бабушки. Мальчика забрал в Стокгольм отец, с которым Стиг до этого практически не общался. Отец Дагермана был простым рабочим-горняком, но вращался в кругу анархо-синдикалистов, это отразилось на взглядах юноши. Он первый из семьи получил высшее образование. Стиг Дагерман прожил короткую жизнь. Он быстро стал знаменит, много работал, любил, страдал депрессией и 17 раз пытался покончить с собой. В 1953 году ему это удалось.

В 1946 году газета "Экспрессен" попросила 23-летнего Стига Дагермана поехать в послевоенную Германию, чтобы пару раз в неделю отправлять в газету очерки о том, что происходит в побежденной, лежащей в руинах стране.

Выбор пал на Дагермана не только потому, что он был уже известным писателем, автором двух популярных романов, а также ярким журналистом анархо-синдикалистской газеты "Рабочий", но и потому, что он с 1943 года был женат на немке. Его жена Аннмари Гетце – из семьи антифашистов, немецких беженцев, их со Стигом квартира была в годы Второй мировой перевалочным пунктом, где беженцы от нацизма могли получить помощь и передышку. Стиг бегло говорил по-немецки, и его поездка в Германию не нуждалась в получении международной аккредитации от оккупационных властей – он, женатый на немке, просто ехал к родственникам.

Стиг Дагерман три с половиной месяца находился в Германии, ездил по всей стране, куда мог добраться, общался с людьми самого разного социального статуса и политических убеждений – и регулярно отправлял тексты в "Экспрессен". Номера газеты раскупались очень быстро, читатели ждали его очерков. Когда Дагерман вернулся, ему было предложено собрать эти статьи в сборник и выпустить книгу. "Немецкая осень" вышла в 1947 году.

Первые переводы "Немецкой осени" на иностранные языки появились вскоре после ее опубликования на шведском. Интерес к книге в Германии вырос в 1970–80-е годы, когда стали больше говорить не только о вине немцев, но и о страданиях немецкого народа. В 2008–2009 годах книги Стига Дагермана все больше переводят в других странах, интерес к нему растет.

Переводчик на русский язык книги "Немецкая осень" Наталия Пресс рассказала, что для скандинавских стран Стиг Дагерман является классиком первого ряда, его тексты известны и пользуются популярностью во Франции, Германии, Италии и США. А в России его творчество долгое время оставалось неизвестным или практически незамеченным.

С творчеством Дагермана сама Наталия познакомилась в Швеции, где была на стажировке. Тексты Дагермана стали темой ее диссертации, она познакомилась по переписке с дочерью писателя, живущей в США и посвятившей жизнь творчеству отца. Прочтя диссертацию Натальи, дочь Дагермана написала ей: "Кто же должен перевести Дагермана на русский, если не ты…"

Из книги Стига Дагермана "Немецкая осень":
"Осенью 1946 года листья – в третий раз после знаменитой речи Черчилля о грядущем листопаде – упали на землю с немецких деревьев. Осень выдалась унылая, дождливая и холодная, в Руре – голод и продовольственный кризис, в остальных частях бывшего Третьего рейха – просто голод. Всю осень в западные зоны прибывали поезда с беженцами с востока. Голодные оборванцы, которых тут никто не ждал, толпились в темных вонючих бункерах вокзала или гигантских укрытиях без окон, напоминавших квадратные газгольдеры или установленные в разрушенных немецких городах в память о поражении в войне памятники-исполины. Несмотря на молчание и пассивное подчинение, эти в высшей степени незаметные люди наложили на немецкую осень отпечаток неизбывной горечи".

"Немецкая осень" – не первая книга Стига Дагермана, переведенная Наталией Пресс. Первым был роман "Остров обреченных", созданный в 1946-м, в котором автор исследует природу отношений человека с бытием. Сейчас она переводит первый роман Дагермана "Змея", написанный в год окончания Второй мировой войны, – о природе страха.

– Для переводчика работа с текстами Дагермана – очень непростая задача. Когда я прочла его впервые, то была поражена и захвачена, но даже представить себе не могла, что буду его переводить, – вспоминает Наталия Пресс. – Язык его довольно сложный, метафоричный, со специфическим образным рядом, очень богатый лексически, но основное, конечно, это синтаксис.

Стиг Дагерман
Стиг Дагерман

По словам переводчицы, особенности писательского языка Стига Дагермана проявляются в большей степени в его романах, а "Немецкая осень" представляет собой уникальное сочетание и символики, свойственной его авторскому миру, и в то же время минималистичности – книга балансирует на грани публицистики и художественного текста, поэтому переводить ее особенно интересно. Надо было сохранить внешний минимализм, лаконичность в построении фраз и подборе лексики и в то же время передать очень сильные эмоционально заряженные образы книги.

– Дагерман поднимает в своих текстах острые темы, которые удивительно пронзительно звучат сейчас. Там есть много размышлений над коллективной ответственностью, например, – продолжает Наталия Пресс. – Но самое важное – это точка зрения автора, который всегда остается на стороне человека. Всегда. Общество поляризовано, мир поляризован в целом – и внутренний мир, и внешний – и оставаться на позициях человеческого не всегда легко, а "Немецкая осень" – одна из книг, которая помогает нам это делать, время Стига Дагермана у нас пришло.

Из книги Стига Дагермана "Немецкая осень":
"Ты просыпаешься – если, конечно, тебе вообще удалось поспать – от холода в кровати без одеяла, погружаешь ноги по щиколотку в холодную воду, подходишь к камину и пытаешься зажечь отсыревшие ветки с уничтоженного взрывом бомбы дерева. Где-то в воде у тебя за спиной по-взрослому, туберкулезно кашляет ребенок. Если все же удается разжечь огонь в печке, которую ты, рискуя жизнью, вынес из разрушенного дома и чей владелец уже пару лет лежит погребенным где-то под развалинами, то вскоре подвал заполняется дымом, и те, кто и так кашляет, начинают кашлять еще сильнее…
…Врач, рассказывающий иностранным журналистам о том, как выглядит питание в этих семьях, говорит, что варево в котлах просто не поддается описанию. На самом деле – поддается, как и весь их способ существования. Чудом добытое мясо неизвестного происхождения, бог знает где найденные грязные овощи – все это поддается описанию, да, все это ужасно неаппетитно, но вполне поддается описанию…"

Большинство журналистов, побывавших в поверженной Германии, с презрением и даже с сарказмом писали о немцах. Да, они заходили в подвалы, видели, в каком ужасе и в каких условиях живут люди, и при этом задавали вопрос: "Когда вам лучше жилось – при Гитлере или сейчас?" Неудивительно, что отчаявшиеся люди отвечали "при Гитлере". "Нельзя требовать от голодающего стремления к демократии", – утверждал Дагерман. "Это чистой воды шантаж – анализ политических убеждений голодающих без анализа их голода", – писал он.

Из книги Стига Дагермана "Немецкая осень":
"О зверствах, которые творили немцы в Германии и за ее пределами, разумеется, мнение может быть только одно, потому что о зверствах вообще – как бы и кем бы они ни совершались – не может быть больше одного мнения. Другой вопрос – не совершаем ли и мы схожее зверство, считая страдания немецкого народа, описанные, в частности, и в этой книге, справедливым возмездием за неудавшуюся попытку немецкой завоевательной войны. Даже с юридической точки зрения такой взгляд в высшей степени ложен, поскольку горе немецкого народа коллективно, в то время как жестокость коллективной не была. Более того, голод и холод не входят в перечень юридических наказаний по той же причине, по которой в этом списке не значатся пытки и жестокое обращение…"

Тот способ, которым побежденных немцев заставляли почувствовать свою вину, для Стига Дагермана оказывается неприемлемым. Он пишет о том, что фактически от несчастных, живущих среди руин в подвалах, голодных людей "требовали, чтобы они учились на собственном несчастье".

"Голод – никудышный учитель, ничем не лучше и война”, – пишет Дагерман. Он уверяет своих читателей, что лишения не дадут возможности немцам осознать, что произошло с их государством, что гитлеровский режим, эту войну развязавший, достоин лишь ненависти и презрения, потому что "постоянная угроза жизни учит нас только двум вещам: бояться и умирать". Он пишет о том, что голодные люди не думают о демократии, о свободных выборах, а лишь о том, чтобы отползти от голодной черты.

Рынок в Берлине, 1948 год
Рынок в Берлине, 1948 год

В своем препринте "Новое начало? Западные немцы в первое послевоенное десятилетие" (Издательство Европейского университета, Центр исследований модернизации) Стига Дагермана цитирует кандидат исторических наук Николай Власов. Он считает появление книги Дагермана на русском языке важным событием, тем более что в России крайне мало литературы об этом периоде истории. В своей работе Власов развенчивает устойчивые мифы, касающиеся послевоенной Германии, пишет о том, что "преодоление прошлого" и формирование гражданского общества в ФРГ являлось длительным процессом, основная часть которого разворачивалась уже после создания институтов демократического государства.

Власов пишет о тяжелейшей зиме 1946–47 годов, о низких нормах продовольствия, голоде в Германии: "Нормы выдачи продовольствия по карточкам были откровенно небольшими. Даже в относительно благополучной американской зоне они составляли 1330 калорий в день – существенно ниже того, что считалось минимально необходимым; в английской и французской зонах паек был еще более скудным: 1050 и 900 калорий соответственно... Спустя полтора года после окончания войны ситуация с продовольственным снабжением во многих местностях была хуже, чем в последний год существования Третьего рейха. Виновниками происходящего сплошь и рядом считали победителей".

Из книги Стига Дагермана "Немецкая осень":
"Мы дошли до района, где удивительным образом сохранились подвалы. Дома рухнули, но своды подвалов устояли и теперь дают кров сотням семей, которых бомбежки лишили жилья. Заглядываем в крошечные окошки и видим крошечные комнаты с голыми бетонными стенами, печкой, кроватью, столом, в лучшем случае – стулом. На полу сидят дети и играют с камешками, на печке стоит кастрюля. В руинах над их головами, развеваясь на ветру, сушится детское белье на веревке, натянутой между искореженной водопроводной трубой и рухнувшей стальной балкой. Дым от печки просачивается сквозь щели в разрушенных стенах. У окна подвала стоят пустые детские коляски".

Стиг Дагерман ведет читателей прямиком в руины, среди которых расположился кабинет дантиста, маленький огород, где посажена капуста, и даже устроен продуктовый магазинчик. Вот солдаты-англичане, спрыгнув с грузовика, о чем-то говорят с местными ребятишками. Рядом со Стигом идет антифашистка, потерявшая все, кроме жизни, в том числе крышу над головой. Она видит детей в руинах и говорит, что "все началось с Ковентри" (город в Англии, подвергшийся жестоким немецким бомбардировкам). Она – одна из немногих немцев, у кого работают причинно-следственные связи.

При этом Стиг Дагерман пишет, что судьба таких, как эта женщина, нередко весьма трагична. Эти антифашисты сильно разочарованы – по их мнению, освобождение стало не таким радикальным, как мечталось, но они не хотят роптать, как многие их соотечественники, потому что в этом им видится скрытая поддержка нацистского прошлого. Претит им и то, что многие "сомнительные элементы" прекрасно устроились и сотрудничают с оккупационными властями. Этих людей, переживших годы гонений и страдающих, Стиг Дагерман называет "самыми прекрасными из всех руин Германии, но пока столь же непригодными для жизни, как и развалины домов".

Дагерман уверен, что сочувствие к страданию, эмпатия не могут быть избирательными.

– У Стига Дагермана невероятный дар человечности, – говорит Наталия Пресс. – Во время поездки в Германию он стал свидетелем того, как проходили процессы денацификации, и посвятил этому отдельную статью. Молодой писатель своими глазами наблюдал, насколько формальными и зачастую необъективными были судебные процессы, в ходе которых главным преступникам и верхушке удавалось уйти от заслуженного наказания, а страдали прежде всего "винтики" государственной машины и молодежь, попавшая в жернова истории.

Из книги Стига Дагермана "Немецкая осень":
"Немцы трогательно едины в своем мнении о глупейших и возмутительных формах, которые принимает денацификация. Одни (бывшие нацисты) без устали твердят о варварском коллективном наказании, другие полагают, что штраф в несколько сотен марок в любом случае варварством не назовешь, но считают, что вся эта возня с мелкими сошками, в то время как серьезным фигурам удается уйти от ответа, – невероятная растрата рабочей силы. Конвейерный принцип, безусловно, лишь добавляет самой идее денацификации опасный привкус комедии".

Стиг Дагерман побывал на процессах и описывает несколько таких судов.

Вот школьный учитель, "маленький бледный мужчина", ставший штурмовиком и жалующийся на безрадостное детство, тяжелую юность, мечту стать учителем, которую в тогдашней Германии можно было осуществить, лишь вступив в НСДАП, а потом объясняющий, что штурмовые отряды – это совсем невинно. Школьный учитель привел с собой шестерых свидетелей, которые подтверждают, что он даже слушал иностранные радиостанции, не обижал евреев. Дагерман замечает, что такие "свидетели", причем евреи, есть почти у каждого, и гонорар их составляет около 200 марок. Библиотекарша из школы тоже положительно характеризует бывшего штурмовика – он никогда не пачкал книг… В итоге дело закрывают.

Из книги Дагермана "Немецкая осень":
" …слушаются два рутинных дела, мужчина с оберткой от бутерброда несколько рассеянно и разочарованно уделяет им свое внимание – дела настолько же заурядные, как и фамилии ответчиков: Мюллер и Краузе. На работе герр Мюллер был членом неудавшегося нацистского профсоюзного движения – нацисты на протяжении нескольких лет на удивление безуспешно пытались вдохнуть в профсоюзы хоть какую-то жизнь, но тщетно. Свидетели подтверждают, что он, по крайней мере, никому не угрожал и никого ни за что не агитировал, однако два раза был замечен в профсоюзной униформе, причем один раз – в день рождения Спасителя. К тому же он, разумеется, слушал иностранные радиостанции и помогал одной еврейской семье. Вердикт – две тысячи марок в качестве репарации. Униформа подлежит уничтожению, а ответчику предстоит приобрести себе костюм и пару обуви".

Ну а Краузе тоже ничего очень плохого не делал, у него даже кузен-еврей, а нацистом Краузе стал из-за бракоразводного процесса в 1940 году, когда остался "совсем без штанов". Жить-то надо было как-то. А при оккупантах Краузе продолжает работать в том же банке, что и при нацистах, но согласно закону о денацификации, немцы, официально работающие на военное правительство, не могут быть обвинены в нацизме… Адвокат уверяет суд, что американцы никогда бы не взяли подозрительного человека на такую высокую должность.

Из книги Дагермана "Немецкая осень":
"В зале суда воцаряется тишина, и из этой мертвой тишины возникает плотная, непроницаемая цензурная полоска и мягко закрывает в документах неудобные места, – так завершается суд над Краузе. – Герра Краузе вскоре отпускают, сняв все обвинения, и он уходит – маленький, нервный, покорный и как всегда услужливый, так же сильно боясь опоздать на службу в банк в 1947 году, как боялся в 1924-м, 1933-м и 1937-м, а также в 1942-м, накануне Сталинградской битвы".

Стиг Дагерман пишет о том, что одним из обычных приговоров во время процессов денацификации, если удается доказать вину, была конфискация у обвиняемого квартиры, с тем чтобы передать ее кому-то из жертв нацистского режима, кому удалось выжить. Дагерман называет это красивым, но зачастую бессмысленным жестом. Почему? Потому что подвергавшиеся гонениям при нацизме после войны оказались столь бедны, что просто не могут позволить себе платить за внушительную жилплощадь бывшего нацистского активиста, поэтому в итоге квартира "отходит тем, кто может себе это позволить, то есть тем, кто заработал деньги на нацизме и во время нацистского правления".

Кроме "Немецкой осени" в книгу вошли также тексты Дагермана военных и послевоенных лет, в которых он говорит о важнейших ценностях – свободе и совести. Заключительное эссе книги называется "Наша жажда утешения неутолима".

Из эссе Стига Дагермана "Наша жажда утешения неутолима":
"Знаю, еще не раз мне предстоит вновь и вновь погружаться в бездну неверия, однако воспоминание о чуде освобождения станет моими крыльями и понесет навстречу цели, от которой захватывает дух: к утешению, которое больше, чем просто утешение, больше, чем философия – к смыслу жизни".

...

XS
SM
MD
LG