16 февраля, в один день с Алексеем Навальным, погиб фотограф Дмитрий Марков – художник "непарадной России", автор честных и красивых снимков на тему обычной, антиглянцевой провинциальной жизни. Дима снимал жизнь, которую хорошо знал и любил. Помимо фотографии, с международными премиями, выставками в Нью-Йорке и Париже, в его жизни была большая социальная работа – с сиротами, бездомными, людьми с зависимостями. В последний год Дима был занят в проекте "Выжившие" – серии документальных фильмов о людях, пытающихся преодолеть наркозависимость.
Фото Дмитрия Маркова
Самый знаменитый снимок Маркова – омоновец в балаклаве под портретом Путина – был продан на аукционе за два миллиона рублей (в пользу проекта "ОВД-Инфо"). Дима сделал его в феврале 2021 года, когда был задержан на акции в поддержку Алексея Навального, только что вернувшегося в Россию после отравления. "Меня действительно это очень волнует. Это не какая-то моя журналистская работа, а мое человеческое отношение, моя гражданская позиция, – рассказывал он тогда в интервью. – Я специально оставил удостоверение дома, чтобы не иметь никаких преференций по сравнению с людьми, которые вышли".
Несмотря на мировую известность, Марков не раз говорил, что не видит себя вне России. Уже после начала войны в Украине, когда уже были приняты репрессивные законы о военной цензуре, на одной из публичных встреч в Пскове его спросили, не задумывается ли он об отъезде теперь, когда риск лишиться свободы стал более чем реален. "Тюрьма – это тоже Россия, там тоже люди живут, – ответил он тогда. – А что мне делать за границей, я не представляю".
Последний год Марков работал над проектом "Выжившие" (основатель – Максим Урядов), это серия документальных фильмов о проблеме наркозависимости. В начале февраля проект был представлен на публичной встрече в Нижнем Новгороде, все собранные средства должны пойти на создание социально-реабилитационного центра для наркозависимых подростков (теперь его решено назвать именем Дмитрия Маркова).
Об этой проблеме Дима знал изнутри. И в своих книгах (он успел выпустить две – "Черновик" и "Россия в квадрате" – и работал над третьей), и в соцсетях он честно рассказывал о собственном опыте зависимости.
"Но есть и те, кто подсел с первого раза. Например, я. Это, конечно, не было так, как многим умозрительно представляется: я не побежал системно колоться с первого раза и тащить вещи из дома. Я просто понял, что если есть такой кайф, он теперь будет всегда в моей жизни. Элементарный логический вывод, – писал он в конце января. – Я затем работал, даже добился чего-то в жизни, но всегда была эта дверца, куда я время от времени сбегал от мира. Сперва редко, потом чаще. И однажды случилось то, к чему, в общем, и шла эта история – дверца захлопнулась с той стороны, и если б не врачи скорой, я бы там остался".
16 февраля дверца захлопнулась с той стороны уже окончательно.
Официально причина смерти Дмитрия Маркова еще не установлена. Прощание планируется провести в Пскове, а похороны пройдут в Подмосковье, где живут родители и сестра.
Мы вспоминаем Дмитрия Маркова вместе с его друзьями и близкими.
"Странный парень, который приехал из Москвы в глухую деревню"
Журналистка, волонтерка, близкая подруга Дмитрия Маркова.
Мы познакомились довольно давно – наверное, лет 13–15 назад. У меня стерся момент из памяти, когда именно это произошло, но совершенно точно это случилось на каких-то благотворительных тусовках. Тогда Дима жил в Федково в Порховском районе (там работал частный благотворительный проект "Росток"), я и не знала, что он фотограф, узнала об этом сильно позже. Для меня он, прежде всего, был волонтер, активист, странный парень, который приехал из Москвы в глухую деревню возиться с детьми с нарушением здоровья.
Мы стали общаться сначала в рамках совместной движухи. Тогда было такое время, что мы были очень активные, идей было очень много, задора было много, чтобы все это реализовывать. Что-то мы вместе делали, какие-то вещи, потом я узнала, что Дмитрий фотографирует, и буквально несколько раз мы работали вместе. А потом так получилось, что на одном из наших проектов я познакомилась с учеником интерната, Лешей. Он стал моим подопечным, очень близким. Я стала брать его в гости, в формат гостевой опеки. Он часто приезжал ко мне в гости и постепенно стал частью моей семьи. И со временем я познакомила его с Димой.
Дима дома с сыном друзей
Это был период, когда Леша заканчивал школу и нужно было поступать где-то в городе. Тогда ребят из интерната распределяли как бог на душу положит: куда проще, куда точно возьмут в среднее учебное заведение. И Леша попадал в какое-то совершенно ему не близкое, и он обратился ко мне за помощью – помочь перевестись. Мы с Диманом взялись плотно за этот вопрос, и как-то так очень сильно сблизились на этой почве, так с тех пор и остались в формате названых родителей для Леши, в шутку так называли друг друга. Потом вместе ездили на присягу к Леше, и просто в армии его навещали, и после армии помогали ему. В общем, наша с Димой история была такая, околосемейная, но довольно забавная: у меня были свои отношения, у Димы – свои, но мы были с ним ситуативная семья.
В последнее время мы общались меньше, потому что он был очень сильно занят на проекте "Выжившие". В Пскове он появлялся довольно редко. Наверное, где-то после Нового года он мне позвонил, рассказал о том, что у него очень активно идет работа над новой книгой. Я его всегда пинала немножечко по-дружески, с упреком, что, мол, "ты звезда, ты такая вся из себя популярная личность, а нас тщательно скрываешь ото всех". Он мне клятвенно обещал: "Когда-нибудь я расскажу про то, что ты для меня значила в жизни". И вот он мне звонит и говорит: "В третьей книге хочу рассказать подробно о ситуации, как Леша попал в нашу жизнь, о тебе. Давай встретимся и пообсуждаем детали". Мы договорились встретиться в феврале. Но вот уже не встретились.
Марков в Гдове
Конечно, в его жизни были сложные моменты, были сложные ее аспекты, в которых он совершенно терялся и не знал, как действовать. У меня создавалось такое впечатление, что в своей жизни он разбирается сильно хуже, чем в других, но это верно для всех, кто занимается помогающей профессией. Мы тоже говорили с ним об этом. Ты часто ходишь помогать другим, по сути, чтобы не вникать в проблемы, которые происходят у тебя в жизни. Он задавался такими вопросами, насколько я знаю, что "вот я взрослый человек, что происходит в моей жизни, доволен ли я ею". Он об этом писал много, много размышлял. И всегда очень критично относился к тому, что оставит после себя.
Меня всегда восхищал его подход к жизни. Никогда не помню, чтобы он шел на какие-то компромиссы с собой. Он никогда не делал то, в чем он не видел смысла. Иногда разрывал отношения, в том числе и деловые, отказывался участвовать в том, в чем сначала согласился. У него всегда был внутренний критерий оценки. Чего в нем не было, так это никакой компромиссности, в том числе, и со своей жизнью.
"Просто святой рядом"
Константин Горожанко – журналист, блогер, редактор паблика "Граждане Гдовского края".
Константин Горожанко с Димой Марковым
Осенью 14-го года я приехал в Псков. Мы жили с Димкой: он искал себе компаньона, когда у него была квартира напротив Детского парка. Мы жили вместе, но он предупредил сразу тогда, что "не пугайся, ко мне могут дети приходить". А у Леши Зуева, которого я позже узнал, просто ключи были: он мог приходить без Димки. У него на кухне висели фотки, в основном с детьми как раз. Причем, как он сам считал, что фотки неудачные, которые он никуда не отдал, "никуда не пойдут". Но там даже и сослепу было видно, что это фантастические снимки. Если сначала, когда мы встретились, я думал, что, ну, человек не от мира сего, чудит, но, в общем, мне быстро стало понятно, что реально просто святой рядом. Мало того, что гений – просто святой человек.
Мне повезло прочитать его "Черновик" еще до того, как он в редакцию отправил, потому что Димка – жуткий перфекционист. Он попросил посмотреть, потому что в какой-то момент посчитал, что текст вообще книге не нужен, что у него там что-то не получилось, что-то не так. Я сам ему подсовывал что-то, чтобы мнение его спросить. А тут он мне как-то загрузил этот файл и говорит: "Если будет время – посмотри". Картинки-то его и так уже видел и понимал, что и как он из себя представляет. А когда текст этот прочитал, ну, просто охренел – настолько пронзительно жесткий. Я не думаю, что мое мнение было каким-то решающим, но я рад, что тогда же ему высказал все, что думаю по этому тексту: что текст обладает не меньшей силой, чем снимки, которые он собрал для книги.
Марков в Гдове
Сейчас, когда Димка умер, я хотел собрать какие-то именно гдовские снимки для нашей местной публики в память о нем и понял, что ни фига нет. А он столько раз приезжал, иногда целенаправленно, на Крещение, хотел снимать какие-то работы. Я однажды у него выпросил телефон, просто полистать картинки, что он наснимал. Там каждый снимок был такой, что, если бы я это сделал, гордился бы по гроб жизни. А он все забраковал, все в корзину ушло.
Он все время что-то снимал в кулачок. Когда смотришь – непонятно, то ли парень прикурить хочет, то ли что. А он снимает, историю делает. Иконы снимает! Я видел, что это нереальные, чумовые были снимки, но для него они не тянули. Он с невероятной, запредельной требовательностью относился к своей работе. Полстены у нас были в детских снимках на кухне, из них любой сам по себе ценен, ну, просто каждая картина! А у него выбраковка, его не устраивает, у него уровень.
У нас в гдовском паблике появлялись молодые фотографы – школьники и чуть постарше, которые пытались что-то делать, чему-то учиться. Димка это видел. Одного мальчика он даже опекал в свое время, но тот так и не проникся этой ответственностью. Но уговорились как-то, и Димка приехал встретиться со школьниками. И директриса решила – мы дадим анонсы, но приходят пусть только те, кому действительно интересно. А Дима уже был тогда звезда – и куча премий, и Getty Image, и для IPhone снимал рекламную кампанию. Короче, собралось восемь или десять человек в ДК. Он провел для этих нескольких человек полноценную творческую встречу, наверное, плотнее и содержательнее даже, чем были публичные встречи, которые снимали и выпускали потом в виде фильмов. Потом уже признался, что выбрал Гдов, хотя в этот день у него открывалась выставка то ли в Стокгольме, то ли в Осло, но он не поехал. "Уже сил нет торговать е***лом", как он сказал.
На ферме у гдовского фермера Александра Конашенкова
Димка – удивительный человек, человек сердцем наружу, совершенно беззащитный. Человек, который живет нервами, как величайшие из актеров, художников. Дима – настоящий художник. Для меня его снимки – это как иконы. Он, по сути, и занимался современной иконописью. Его герои, кто бы они ни были, – это часть святости, которую он переносил на них или находил в них, вытаскивал в своем снимке.
"Взадимодействие без зазора"
Рома Либеров – режиссер, кинопродюсер.
Рома Либеров
Я не был с Димой знаком, поэтому я сторонний наблюдатель. Каждый сочинитель, неважно, он фотохудожник, режиссер, если он значительный сочинитель, то он утверждает мир, которого до него не было. И в этом мире значительный художник утверждает вещи, которых до него не было. Чем больше художник, тем объемнее и реалистичнее утверждаемый им мир. Он гораздо более реалистичен, чем сама жизнь. Если я у вас спрошу, что происходило в XVII веке, перед вами встанут ряды полотен – Рембрандт, Веласкес. И в этом смысле Дима брал тот мир, в котором жил, и его утверждал. Он считал, что этого мира, который он выхватывает, мало присутствует в остальном мире.
И он утверждал этот малый мир в большом мире и смог об этом малом мире рассказать тем, кто о нем знал плохо или кто не видел его таким образом. Любой художник в широком смысле слова научает заново видеть вещи. Однажды столкнувшись с работой Ван Гога, первые его зрители глубоко не доверяли, отторгали, считали его работы дикостью и тем, что не имеет отношения к живописи, но постепенно выясняется, что это гораздо больше, чем живопись. И в этом смысле, глядя на Димин снимок, ты хоть на йоту, но, конечно, видишь вещи по-другому.
Дмитрий Марков и видеоблогер Поля из Деревки с детьми в Гдовском районе
Многие пытаются, особенно в России, взаимодействовать с этим так называемым "малым миром". Многие пытаются экспортировать русскую провинцию в мир, обращаясь прежде всего к ее хтони, к ее дикости, к ее варварству и занимая, скорее, положение гостя в этом мире, занимаясь такой социальной антропологией и вынося в мир вот этот взгляд чужестранца, туриста. Но, конечно, в каждом Димином снимке видно, что человек, который нажимает на кнопку, он сам часть этого мира, в нем нет отношения не то что свысока, даже со стороны нет отношения к этим героям. Это, если говорить стихами Мандельштама, взаимодействие без зазора. Между ним и его героями нет дистанции, в этом-то и есть ценность.
Но самое главное, у Димы есть любовь, как бы патетично это ни звучало, и милосердие к любому, кто проявляется в этом кадре. И это не обязательно участник "СВО" (так российские власти и СМИ называют войну в Украине. – СР), который их угощает, или плачущий над гробом. Даже этот несчастный омоновец в балаклаве на той работе, которую знают чрезвычайно широко во всем мире, там же тоже очень много милосердия, над ним же тоже навис этот кровопийца.
Смотри также "Экспертам тело уже не нужно". Почему родным не дают похоронить Алексея Навального