Елена Жамгарян – многодетная мать, она держит фермерское хозяйство в карельском поселке Ханканмяки. Работает, не покладая рук, но доходов еле хватает на то, чтобы прокормить семью. Карельским властям, по ее словам, фермеры не нужны, "да и вообще никто не нужен". Оставшись без электричества на несколько суток из-за снегопада, хозяйка фермы записала полный отчаяния видеоролик, в котором заявила, что больше не намерена молчать о происходящем и готова пригнать свой скот к администрации.
Текст: "Окно"
“Чрезвычайная ситуация наступила много лет назад. И все это знают, и все молчат. А я уже молчать больше не буду. Это там хорошо, где у кого-то тепло и сухо. А нам тут очень даже сыро и темно. Давайте уже все дружно подниматься и что-то делать. Потому что так жить невозможно. Это не один год длится. Мы все терпим, мы молчим, ничего не происходит”, — говорит Елена в своем видеообращении.
Власти Карелии уже более недели не могут справиться с последствиями снегопадов, из-за которых без света остались десятки деревень.
Ферму сожгли, а власти махнули рукой
Елене Жамгарян 43 года. Она родилась в поселке Райвио, у самой границы с соседней Финляндией. Бабушка Елены осела в поселке после советско-финской войны и родила трех детей: Михаила, отца Елены, и двух его братьев. Все трое с детства занимались сельским хозяйством. В 2004 году отец Елены, местный предприниматель, купил для нее дом в небольшом поселке Ихала, в 12 километрах от райцентра Ландепохья, и построил рядом с домом ферму. Год назад, в июне, на ферме случился пожар. Двухэтажное здание из бруса в 22 метра длинной и 8 метров шириной, с кормокухней, печкой, посудомойкой и холодильником для хранения сметаны и творога выгорело дотла.
Ферма выгорела за 15 минут
Ущерб оценили в 80 миллионов рублей. Через месяц после пожара ферму начали отстраивать "с нуля" на новом месте, в поселке Ханканмяки в трех километрах от Ихалы, где рядом со сгоревшей фермой остался дом. Делали все своими руками. Сами мешали цемент и заливали фундамент, но до холодов все равно не уложились и октябре большую часть скота пришлось продать, чтобы сохранить хотя бы часть животных.
– Дети сказали, что не будут в доме жить, потому что они выходили, смотрели на то, что после пожара осталось, и плакали, – рассказывает Елена. – Они ведь в этом сарае выросли, и для них каждое животное было как братик или сестренка. У меня предынфарктное состояние диагностировали, а сын мой 12-летний, который скот из огня выводил, три месяца молчал потом. А когда заговорил, первое, что сказал, было: "Ну я же мог всех спасти". Не мог, потому что я стояла и кричала: "Выходи, крыша падает!"
После пожара. Поросята сгорели живьем
Поджигателя фермы нашла не полиция, а сама хозяйка, "подняв на уши всю округу". Им оказался знакомый, со справкой о шизофрении, который подрабатывал где придется и к которому сама Елена хорошо относилась. Он признался, что совершил поджог из-за денег.
– Соседи сказали, что видели, как он с канистрой выходил через заднюю дверь, и после этого все вспыхнуло, – говорит Елена. – Он там бензином все облил, и сарай сгорел за 15 минут. Еще он сказал, что против меня ничего не имеет лично и поджег только потому, что ему заплатили. Заплатила женщина из Петербурга, которая купила дом рядом с моим участком и которой мои животные мешали. Куры кудахтают, козы блеют, коровы мычат. Ему вроде бы 50 тысяч за это заплатили. Я бы ему в два раза больше дала, чтобы он этого не делал.
"Лучше бы и дом сгорел", – вздыхает теперь Елена. Потому что теперь он все равно пустует. Вся семья живет вместе со старшим сыном Григорием в трехкомнатной квартире в Ландепохья.
После пожара единственными, кто помог Елене восстанавливать ферму, были дети друзей отца, Дмитрий и Сергей Лотовы и Вячеслав Богданов из Петербурга – незнакомый мужчина, который узнал о случившемся из соцсетей и откликнулся на просьбу о помощи. Закупил утеплитель, стройматериалы и отправил их на машине за 200 с лишним километров. А потом еще и денег на карту перевел. Местные предприниматели, по словам Елены, не дали даже гвоздей. Не говоря уже о местных властях.
– Я только за все плачу. За свет плачу, за воду, налоги. Только государство мне ничего не должно, – в сердцах говорит Елена. – О том, что у меня был пожар, знали все. Но Минсельхоз наш просто отмахнулся от меня. Только когда журналисты начали писать статьи, оттуда позвонили и сказали, что стройматериалами мне помочь не могут, но могут прислать корм для скота. Сказали, что через неделю придет. Отлично, думаю. Попросила сына собрать друзей, знакомых, чтобы помогли с разгрузкой. Больше года уже прошло. Я этот корм до сих пор жду. До сих пор, наверное, сидят, думают, сколько отправить. Денег нет, но вы держитесь.
На ферме Елены Жамгарян
Вместо помощи местная администрация составила на Елену Жамгарян административный протокол за то, что после пожара головешки и часть сельхозинструмента оказались за территорией ее участка. Отношения с местными властями у фермерши не сложились. Во время коронавируса ее ферма выиграла конкурс на звание лучшего подсобного хозяйства по производству молока и мяса. Вручать Жамгарян диплом и денежную премию приехал региональный министр сельского хозяйства, который сразу же поинтересовался, чем может помочь. Елена сказала, что рядом с ее участком есть заброшенная земля, которую она хотела бы оформить под пастбища. Министр, по ее словам, пообещал, что этот вопрос решится. Но землю в итоге отдали под очередной агростартап, а с премии вычли подоходный налог.
Молчать сил уже нет
Полностью фермерскому хозяйству Елена Жамгарян посвятила себя только год назад, а до этого 14 лет, с 2009 по 2023 год, работала еще и педагогом кукольного театра в Центре детского творчества, руководила театральной студией "Сказка". Возила детей на конкурсы в Петербург и в Москву. У самой Елены пятеро детей. Старшему сыну 22 года, младшей дочери 7, еще одной, у которой ДЦП, 9 лет. Муж Елены ушел, когда она была беременна пятым ребенком. Больную дочку мама выходила. Девочка может почистить картошку и налить себе чай – и это большая победа.
Елена Жамгарян с дочерьми
Каждое утро Елена отвозит детей в школу к половине девятого и отправляется на свою ферму. После кормежки скота – дойка. Потом нужно натаскать сена и воды (водопровода нет, как не было и на сгоревшей ферме), почистить стойла. К обеду Елена забирает детей из школы и едет в город. А часам к пяти вечера возвращается на ферму уже вместе с детьми, которые помогают все с той же кормежкой, дойкой, сеном и водой.
Возвращается домой семья поздним вечером. Если у кого-то из животных нужно принимать роды, с мамой едут только старшие дети. Сын и дочь, которая учится на ветеринара. При сложных родах дежурить иногда приходится несколько дней, сменяя друг друга и привозя из города горячую еду и чай. Спят в машине – на постройку рядом с сараем для животных какого-то жилого помещения денег пока нет. На водопровод, который обойдется в 300 тысяч рублей, денег тоже нет. Воду для скотины носят с речки, до которой от сарая полкилометра.
На ферме Елены Жамгарян
– Работы столько, что самой некогда глоток воды сделать, вообще ни присесть, и так каждый день, – описывает Елена свои будни.
Недавно из-за аварии на электросетях поселок Ханканмяки и ферма Елены на пять дней остались без электричества, и отчаявшаяся фермерша записала видеоролик, в котором заявила, что больше не намерена молчать о происходящем и готова пригнать свой скот к администрации.
– Начиналось с того, что свет раньше на несколько часов отключали, потом на сутки-двое, теперь вот пять дней, а кто-то в районе и 14 дней уже без света сидит, – говорит Елена. – Хорошо, что в этот раз поросята были не новорожденные, а те, которым по два-три месяца. Мы им сена накидали, они зарылись туда и согрелись. Бензогенератор нашли не сразу. Старший сын кинул клич по друзьям, в этот раз помогли, а в следующий если не помогут, что делать тогда? Собственный купить мы себе после пожара тоже позволить не можем пока. А кто весь ущерб оплатит за эти несколько суток, что у меня света не было? То, что курицы мои погибли, козы молоко потеряли. Никто. Ролик, который я записала, – это крик души просто. Эмоции накопились, молчать сил уже нет. Я больше ни на какую помощь от власти не рассчитываю. У меня есть только моя семья. Насколько хватит сил все это тянуть, чтобы дети кушали свое молоко, мясо, сыр – натуральные продукты без химии, настолько и хватит. А дальше уже как жизнь повернется.
Зимой на ферме Елены Жамгарян
Родители Елены начинали работать в совхозе, потом держали собственное хозяйство, поэтому она с детства росла вместе с животными и помогала старшим – точно так же, как теперь ее дети.
– Меня маленькую еще сажали рядом с бабушкой, когда она корову доила, – вспоминает Елена. – Моей задачей было сидеть и держать корове хвост, чтобы она бабушку не хлестала и грязь не разбрасывала. Я сидела рядом с ней на скамеечке и держала корову за хвост. И первые струйки молока бабушка мне сцеживала в металлическую солдатскую кружку. Я пила и одной рукой кружку держала, второй хвост. Я это на всю жизнь запомнила. Все мои дети выросли, как и я, на земле, с пяти лет умеют доить коз. Но захотят ли заниматься этим дальше, уже не знаю. Раньше сын просил ему трактор купить, хотел большую ферму. А сейчас уже не хочет. Они видят, как я живу, и не хотят жить так же.
Я свой долг родине отдала
Все козы на ферме чипированы
После уплаты всех налогов, расходов на электричество, корма и все, что связано с деятельностью фермы, не остается почти ничего. Чистая прибыль, по словам Елены, составляет около трехсот тысяч в год. Основной заработок с продажи молодых поросят, осенью и весной. Выживает семья только благодаря тому, что питается продукцией с собственной фермы. Плюс старший сын по возможности подрабатывает. Бизнес, по словам Елены, мог бы приносить больше денег, если бы не бюрократия, практически не оставляющая возможности реализовывать свою продукцию.
– Раньше, забив свинью, мы привозили мясо на пробу, нам давали справки, и мы могли наше мясо в детские садики и школы продавать или просто на рынке, и молоко так же. Теперь нет. Если я забью свинью сама, то не могу мясо продавать, могу только сама его есть, – объясняет Елена. – Для продажи мне нужно отвезти свинью на бойню, а молоко сдать на молокозавод. Но ни бойни, ни молокозавода у нас в районе нет. Так что поросенка я могу продать только целиком. Не важно, новорожденный он или годовалый. Они все чипированные. Я передаю данные в ветстанцию, и они дают разрешение на перевозку. А дальше люди сами забирают уже и сами забивают. Только так.
Но и без бюрократических препон конкурировать с ценами в супермаркетах Елене сложно. Свинина, привезенная из Петербурга, продается по 300 рублей за килограмм, а свою она может продавать минимум за 600. Районные власти при этом, по словам Жамгарян, в открытую заявляют, что в фермерских хозяйствах не заинтересованы.
– От нас давно отвернулись. Сказали: нам фермеры не нужны. И я тут не одна такая, мы друг за дружкой закрываемся, – говорит Елена. – Когда я только начинала в 2004 году, нас больше 30 человек было, и я была председателем ассоциации фермеров. А сейчас из старых остались только я и Ивановы, и все. Когда мы вопросы задавали, почему к нам такое отношение, что мы ни на рынке торговать не можем, ни землю нормально оформить, то получили ответ, что регион накормит Петербург, из которого все едет: мясо, молоко, сметана. И что им тут нужны туристы, а не фермеры. Только им не фермеры, им местные люди вообще не нужны. Им нужен обслуживающий персонал, который будет работать и получать за 11 часов полторы тысячи рублей.
При таком отношении к фермерам, действительно желающим работать на своей земле, региональные власти, по ее словам, щедро раздают деньги на агростартапы, которые закрываются, не успев открыться.
– Ко мне бухгалтер одного такого агростартапа обращалась. Спрашивала, сколько какие бараны могут в год рожать. Отчетность нужно было закрыть, – говорит Елена. – В общем, это просто отмывание денег. Мы тут постоянно такое наблюдаем и даже не суемся туда.
Полторы тысячи рублей за 11 часов работы, по словам Елены, для местных жителей не самый плохой вариант. Люди получают и меньше: реальные зарплаты в районе 22–25 тысяч рублей, максимум 30. Чтобы зарабатывать 60, нужно быть директором базы отдыха.
– Я не понаслышке знаю, мои ученицы бывшие, девчонки, работают продавцами в супермаркетах, до тридцатки [30 тысяч рублей] редко у кого доходит, – продолжает Елена. – Так они там сутками фигачат. А на что тут жить – не на что!
Та "чрезвычайная ситуация", о которой Елена говорит в записанном ролике, – разруха и безнадежность, в которой люди живут много лет и о которой больше невозможно молчать. Постоянные отключения света, разбитые, как после войны, дороги, изношенный водопровод, не менявшийся с советского времени, нехватка учителей и врачей. Типовой портрет практически любого городка в российской глубинке.
– Вот вчера читаю: приходите, будем за дом культуры голосовать. А люди в соцсетях пишут, что мы уже за больницу голосовали, а больницы нет, – говорит Елена. – Школу начали ремонтировать – бросили. Всех детей согнали в две смены. Учительница бедная оттуда не выходит просто. Ей кто-то заплатит за эти две смены? Нет, я спрашивала! Врачи все пенсионеры. Приходишь – и сидят еще те, кто родителей моих лечил. Уйдут они, кто нас будет лечить? В больнице в соседнем Сортавальском районе нас принимать не хотят, потому что своих много. Мне с ребенком младшим приходится в Ленобласть ездить на прием к врачу. Ну, посидят, повозмущаются, и все. Кто поумнее, в прокуратуру напишут. Вот Жамгарян теперь выпендрилась, как говорят уже.
Молодежь из округи, да и вообще из Карелии уезжает, потому что работать негде. У самой Елены старший сын, отучившись на железнодорожника, тоже сначала остался в Петербурге. Жил и работал там год. Вернулся только потому, что понял: мать одна семью и хозяйство не вытянет.
Для мужчин, как и в остальной российской глубинке, единственная альтернатива достойного заработка – "СВО", как российские власти и СМИ называют войну в Украине. Кого-то на войну забрали силой, кто-то ушел сам, заключив контракт, а кто-то – чтобы выйти из тюрьмы.
– У меня у дочки одноклассник попался на воровстве, – говорит Елена. – Ему сказали, либо в тюрьму, либо на СВО. Уехал туда. День рождения отпраздновал и погиб на следующий день, через месяц после заключения контракта. 19 лет. У меня сын не служил, а вот тоже говорят мне, что долг надо родине отдать. А я ответила, что только через свой труп его туда отдам. Я его одна растила и ни у кого не одалживалась. Его родина – это я, вот он меня и защищает. А я свой долг родине давно уже в виде налогов отдала.
К слову, о налогах в этот раз владелице фермерского хозяйства напомнили отдельно. Впервые за все время ее предпринимательской деятельности сотрудница ФНС лично позвонила на мобильный телефон и предупредила, что срок оплаты уже подходит. Елена даже сначала подумала, что звонят очередные мошенники, но звонили действительно из налоговой. Как выяснилось, не ей одной, но и другим знакомым предпринимателям тоже.
– Только как сказать-то обо всем? Сейчас, чем больше рот открываешь, тем больше штрафов наловишь, а то и, не дай бог, статью еще заработаешь, – негодует Елена. – Умно все придумали, специально так и сделали, чтобы рот никто не открывал. У меня вот дочери 20 лет, и я ей говорю: доченька, не спеши рожать, надо на ноги сначала встать, а потом уже родишь. А в школе девочкам такое скажешь на уроке, что сначала надо образование получить и встать на ноги, – и статья тебе! Да я сама в первый раз родила в 21, но тогда можно было. А сейчас куда дочь с этим ребенком пойдет? Нищету плодить?
Уже год дом Елены Жамгарян в поселке Ихала рядом со сгоревшей фермой стоит в объявлении на продажу. Но покупателей нет. Елена говорит, что это единственное обстоятельство, которое держит ее в родной Карелии.
– Как только продадим, поедем куда-нибудь на юг. Там фермерам легче. У меня дети после пожара и переезда в город даже коробки с моими книжками не дают мне разбирать. Все время спрашивают: "Мама, когда мы уедем?" У меня сын уже машину готовит, купил маленький грузовичок. Соберемся, погрузим всех своих животных и отправимся в путь. У меня еще возраст позволяет сделать шаг в хорошую жизнь. А жить там, где тебе постоянно камни в спину кидают вместо помощи, я не хочу.
В начале ноября из-за обильных снегопадов более ста населенных пунктов в Карелии, а также Смоленской и Тверской областях остались без электричества. В ответ на просьбы запастись терпением местные жители обвинили власти в бездействии. В Лахденпохском районе Карелии жители 14 посёлков больше 10 дней ждали возобновления подачи света, тепла и воды после сильного урагана. Самая напряженная ситуация сложилась с электроснабжением посёлков Элисенваара, Эстерло, Вялимяки, Костамоярви. Жители поселка Тиурула выступили с открытым обращением к депутату Госдумы Валентине Пивненко. Они рассказали, что коммунальные аварии происходят постоянно. Длительные отключения света приводят к фатальным последствиям: без электричества во многих домах нет ни воды, ни тепла. "Помогите нам обеспечить безопасное и комфортное проживание для нас и наших детей!" — обратились люди к Пивненко, занимающей кресло в Госдуме без малого 30 лет.
На момент этой публикации во многих поселках Карелии электричество так и не появилось. При этом власти Карелии, как и других российских регионов, помогают готовиться к зиме оккупированным территориям Украины.
Смотри также "Над нами просто смеялись". В Карелии нет денег на юную чемпионку мира