В издательстве Freedom Letters вышла книга известного петербургского политического аналитика Сергея Шелина "Занимательная Россия. 228 ответов", в которой он попытался понять, почему в России сложился именно такой тип управления, какой мы наблюдаем сегодня, и есть ли надежда выскочить из многовековой колеи "особого пути", неизменно приводящего страну к деспотизму и репрессиям.
Сергей Шелин
Книга "совершенно не похожа ни на научные, ни на публицистические сочинения, посвященные судьбам России и россиян. Это предельно субъективный и полемичный, но наполненный множеством фактов рассказ об уникальном маршруте и многочисленных приключениях российской державы", – говорится в аннотации. Сам Сергей Шелин подчеркивает, что его книга – не научная. Она построена в форме ответов на 228 вопросов, но все они сводятся к нескольким главным: почему в России все "не как у людей", откуда растут ноги у российской власти, каковы ее главные черты и есть ли у страны шанс когда-нибудь влиться в семью "нормальных" народов.
Название "Занимательная Россия" восходит к популярным некогда книгам "Занимательная астрономия", "Занимательная математика", "Занимательная физика" Якова Перельмана. А идея книги родилась после вторжения России в Украину – Сергея Шелина удивило не то, что Путин начал войну, а то, что "россияне согласились терпеть нападение на Украину".
– Не все, конечно, но большинство моих собратьев и сосестёр россиян, хоть и не заказывали эту войну, не ждали, не просили, но в итоге не стали валить вину на Путина, они смирились. Они же могли сказать: ладно, мы приспосабливаемся, но это война Путина, мы к ней касательства не имеем, мы просто вынуждены присутствовать, но для большинства это было не так. Буквально за несколько недель люди пришли к мысли, что они действительно хотят этой войны, что она правильная, справедливая. Это было для меня удивительно, и я пытался дать на это ответ.
"Занимательная Россия" начинается с "Путеводителя по Путину": по стилю и управленческому замаху ему близки не европейские и азиатские диктаторы из стран с упорядоченными режимами, а такие, как Сомоса-старший (Никарагуа, правил в 1936–1956), император Бокасса (Центральноафриканская империя, правил в 1966–1979) и особенно Каддафи (Ливийская Джамахирия, правил в 1969–2011). Как и Путин, они не ограничивали свою власть никакими учреждениями и никакими юридическими формальностями. Как и он, мыслили великодержавно и утопично", – пишет Сергей Шелин.
– Вы делите правителей на "адекватов" и "неадекватов", и Путин у вас попадает во вторую категорию…
– В России не все, но чрезвычайно многое решает правительство. Здесь были адекватные правители, в том числе жестокие тираны, тот же Петр I, а были неадекватные, например Грозный: крайне жестокий и сумасшедший, он убивал своих подданных, в большой степени истребил начальство, проигрывал войны – и все же его никто не сверг. Его воспринимали как природную стихию, которую надо терпеть, и он сидел на троне 50 лет, до самой смерти. Путин относится к этой категории.
Сталина Сергей Шелин относит к адекватным правителям – даже несмотря на ГУЛАГ и уничтожение крестьянства. По его мнению, Сталин больше похож на Петра I, чем на Путина.
Петр Первый
– Петр превратил всех своих подданных в крепостных: крестьяне были крепостные помещиков, а дворяне – крепостные царя, который обращался с ними, может быть, более жестоко, чем помещики со своими крестьянами. Абсолютно никаких гарантий, никаких прав у дворянина, у вельможи не было, и если он чем-то провинился в глазах правителя, значит, ему приходил конец.
В книге Сергея Шелина есть парадоксальная мысль о том, что жестокость русского крепостного права происходит из проникновения вольности: пока над помещиком есть железная рука государства, он еще держит себя в рамках, но, обретая волю, срывается с катушек.
– Вряд ли российское крепостное право XVII века было чем-то необычным, более жестоким, чем, например, в соседней Польше. Но Петр I полностью закрепощает все сословия, режим очень ужесточается, а потом, как и все такие режимы, начинает постепенно разлагаться. Примерно к середине XVIII века уже было видно, что дворянство понемногу освобождается. Но Петр, закрепостив подданных, одновременно вестернизировал Россию костюмным порядком, открыл в интеллектуальном смысле – в Европу, на Запад, сломал много преград, мешавших проникновению западных идей. Представления помещиков начали европеизироваться, они стали больше уважать себя. Юридически их освобождение было оформлено Петром III и Екатериной II.
Сергей Шелин считает, что именно после своего освобождения помещики получили полную возможность делать все, что хотят, со своими собственными крепостными. Именно тогда людей продавали с торгов, как черных рабов, разлучали семьи, тогда возник и феномен "крайне жестоких форм самовыражения помещиков", как у знаменитой Салтычихи. Это была обратная сторона дворянских вольностей – время правления Екатерины II Шелин считает худшим временем для крестьян.
– Можно ли сказать, что Путин – это такой антиПетр?
– Да, и не только по сути, но и по форме, потому что эти призывы вернуться к истокам, отвернуться от Европы – противоположность тому, что делали и Петр, и Екатерина, провозгласившая Россию европейской державой.
– Вы пишете, что именно испуг перед тем, как кончил свои дни Каддафи, подтолкнул Путина к войне с Западом, – а откуда вы это знаете?
– Из нескольких источников, которые я, к сожалению, не могу назвать, я знаю, как потрясло Путина убийство Каддафи. Не само свержение, а то, что его толпа линчевала. Все это снималось на видео, зрелище мерзкое, конечно, и Путин, абсолютный правитель своей страны, примерял его к себе. Как сильно он был потрясен, можно представить по последствиям. Тогда, в 2011 году, формально правил президент Медведев, а Путин вернулся к власти уже другим человеком. Он уверился, что Запад теперь охотится на него, и решил сделать все, чтобы себя спасти.
И Башара Асада, по мысли Шелина, Путин спас, поскольку не хотел присутствовать при новой гибели диктатора и эвакуировал его к себе, хотя никаких выгод этот "отработанный материал" не представляет.
Даже правление "адекватного" Сталина Шелин считает не столь разрушительным для страны, как правление Путина.
Из книги Сергея Шелина "Занимательная Россия": "Сталин приспособил к себе государственную систему СССР и затем охранял её. Путин ненавидит государственные институции РФ и сумел их все разрушить. После Сталина осталась тоталитарная диктатура, после Путина останутся развалины. Сталин смотрел на СССР как на своё изделие. Путин смотрит на РФ как на инструмент своих увлечений. Все его чувства и интересы сосредоточены на себе. Именно поэтому его государственный авантюризм не знает границ. Он ни перед кем ни за что не отвечает даже в воображении".
– Сталин оставил после себя крепкий режим, который после него хоть и изменился, но продолжал существовать. А вот какой режим оставит после себя Путин и будет ли после него какая-то преемственность – это большой вопрос, – замечает Шелин.
Из книги Сергея Шелина "Занимательная Россия". "Россия всегда готова к модернизации. Революционные обновления стали для неё второй натурой. Вся российская история – история грандиозных реформ и ярких реформаторов. Только выдающихся можно насчитать десяток, по двое ‒ по трое в каждом столетии, от Ивана Третьего (XV век) до раннего Путина с его тогдашним модернизаторством (начало XXI века). После Путина Россия наверняка продолжит удивлять человечество своими модернизациями. Соединение всегдашней готовности к обновлению и явной неготовности к самоуправлению выглядит странно".
По мнению Шелина, один из уроков 90-х заключается в том, что России всегда хватало реформаторов и всегда остро не хватало общественной солидарности и способности к самоуправлению.
– В России действуют мощные механизмы, которые возвращают ее на свой особый путь, один из них – это регулярная очистка общества от всего самостоятельного, активного и солидарного. Отсчет существования России в том виде, в каком все привыкли иметь с ней дело, я веду от 1453 года. Тогда пал Второй Рим, Константинополь, и освободилась вакансия для Третьего Рима. И вот все эти 572 года Россия, чтобы остаться собой, регулярно очищает себя от всех, кто в нее не вписывается. Таких людей истребляют, выгоняют из страны или заставляют слиться с пейзажем, забыв все, что они помнят и знают. Этот механизм не позволяет накапливаться общественному опыту рядовых людей.
Из книги Сергея Шелина "Занимательная Россия": "Советский режим планомерно выжигал личную память, начиная с 1920-х. Те, кто в Гражданскую войну воевал против красных, должны были притвориться, что этого не было, фальсифицировать свои биографии, слиться с ландшафтом. Такую же мимикрию пришлось осуществить бывшим членам небольшевистских партий, включая самую массовую, эсеровскую. А также бывшим собственникам и вообще всем, кто имел статус и корни в добольшевистской жизни. На тех, кто не захотел или не сумел…, охотились в 37-м и 38-м. В эти годы повально убили людей с живой общественной памятью. Происшедшее в 2022 изгнание из России сотен тысяч людей с опытом общественных действий – такое же очищение империи от носителей живых политических навыков".
– То, что не получилась российская демократия, вы объясняете тем, что не получилась российская нация, – а почему не получилась?
– Это вопрос экзистенциальный, скорее, может, стоит спросить, а почему получилась украинская нация. К началу 90-х, когда возникли современные государства, в Российской Федерации и Украине были очень похожи и режимы, и настроения людей. И вот, они пошли разными путями. В Украине началось строительство политической нации, в России сначала начались великие экономические реформы, а дальше начал строиться авторитарный, а потом уже тоталитарный режим. Российская Федерация унаследовала весь багаж исторической России, а Украина от нее не унаследовала ничего и смогла построить себя как государство, не связанное с российской традицией.
Строительство Российской Федерации в 1990–93 году закончилось, по мнению Шелина, организационным успехом и моральным крахом: государственный режим начинался как революция, в том числе моральная, как победа над злом, над угнетением, а закончился штурмом Белого дома. При этом, по словам Шелина, все российские политики в 90-е годы отличались готовностью "предать своих избирателей ради собственного благополучия". Но и "сами избиратели были совершенно не готовы иметь выборных представителей, то есть они их выбрали и забыли".
– Вот, допустим, когда говорят: Ельцин разогнал съезд российских депутатов, – конечно, разогнал, но ведь к этому времени почти все депутаты потеряли связь с избирателями, а большинство избирателей уже не могли назвать депутата, за которого они голосовали год или два назад, вот в чём драма. Чтобы существовала демократия, нужны сформированные группы интересов, автономные сообщества, жизнеспособные профессиональные объединения на разных уровнях – наемных работников, предпринимателей, людей среднего достатка, но их в России 90-х почти не было.
Победа над ГКЧП в 1991 году для большинства россиян, по мнению Шелина, была воспринята "как обычная начальственная склока".
– Я же помню, что в Ленинграде в событиях 19 августа 91-го большинство людей не участвовало. Около Мариинского дворца собралось максимум несколько тысяч человек. Уже при помощи новых властей на следующий день прошел большой митинг на Дворцовой площади, но большинство горожан держались в стороне, как будто их это не касается, в магазинах стояли бесконечные очереди за продуктами, жизнь шла обычным порядком. А вскоре даже участники событий начали отрекаться от своих лучших чувств, хотя это было одно из немногих событий в истории России, когда часть начальства и часть народа действовали совместно.
Из книги Сергея Шелина "Занимательная Россия": "Наивный цинизм, утвердившийся в России в качестве дежурного ответа на всё, что происходит, – это вовсе не горький общественный опыт, за который он себя выдаёт, а наоборот, отказ от всякого опыта и готовность подчиняться любым импровизациям начальства. Исторический урок не был извлечён, будто в 91-м и в самом деле не случилось ничего примечательного… И тридцать лет спустя изгнание из России тех, у кого другая память об августе 91-го, стало запоздалым, но логичным подведением итогов девяностых. Те, кто проиграл в феврале 22-го, нынешние внешние и внутренние эмигранты, – это победители августа-1991 или их дети. Украинцы после этого потратили тридцать лет на то, чтобы построить жизнеспособное государство. А победившая часть россиян – на то, чтобы потерять своё”.
– Действительно ли, как вы пишете, российский опыт кардинально отличается от опыта даже восточных деспотий, Ирана или Китая?
– Да, там элиту всё-таки не истребляли поголовно, когда власть сменялась. Там оставался слой людей – носителей прежнего гражданского опыта, солидарности, другого строительства, они приходили и строили государство на другой основе. Уже в XIX веке личный политический опыт среднего турка или перса был явно богаче, чем опыт среднего россиянина. И так до сих пор.
Это часть системы, особого пути. В свое время я проследил довольно много карьерных траекторий чиновников, репрессированных в 30-е или 40-е годы и выживших. После смерти Сталина они могли бы вернуться на свои должности, но их возвращать не стали. Это очень интересно. Были некоторые эксперименты по возвращению, но скоро Хрущев всех задвинул, всех отправили на пенсию. То есть их не пустила новая номенклатура, пришедшая к власти на крови своих предшественников. Но были исключения: допустим, в Латвии несколько репрессированных крупных чиновников вернулись на службу и продолжали работать. И на Кавказе тоже. Местные традиции и там, и там это позволяли – но не в Москве, не в России. По-моему, в этой разнице заключался глубокий смысл.
– Вы пишете, что "гражданский подъём ведёт к деспотизму": и после Смуты привел, и после 1917 года, и после перестройки. Так что, получается, – не надо никакого гражданского подъёма? Мечта любой власти.
– Наверное, лучше сказать, что гражданский подъем в России чреват деспотизмом. В книжке об этом говорится по поводу Смутного времени. Тогдашний новый режим возник в 1613 году на фоне мощного общественного подъёма и почти конкурентных выборов царя. Дмитрий Пожарский, национальный герой, хотел стать царем, но его род был уже захудалым по тогдашним номенклатурным понятиям, поэтому бояре просто выбрали своего парня. А подъём продолжался недолго, и в дальнейшем новый режим не чувствовал контроля со стороны общества, которое ожило ненадолго, а потом ушло обратно в себя, вот в чем была драма.
В книге "Занимательная Россия" есть глава "Русские константы". Их пять:
1. Машина власти полностью царит на внутреннем фронте... Низовые бунты иногда бывают, но всегда подавляются…
2. В систему встроены механизмы, не дающие укорениться правозаконности и любым формам представительного правления...
3. Регулярные обращения высшей власти к подданным с проповедью бредовых идей преследования и государственного величия всегда неотразимы для народного большинства. Идей, которые бы этому противостояли, в массах нет. Приобщение к государственной мощи и государственной паранойе блокирует у россиян чувство самосохранения.
4. Чиновничество – по совместительству и жречество. Оно исповедует и проповедует религию государства. Маниакальность его настроений и враждебность ко всем, кто добивается… перемен, являются поэтому российской нормой.
5. Правитель России – абсолютный автократ или готовится стать таковым… Священный мандат на управление Россией предписывает правителю побеждать хотя бы некоторых из внешних противников и быть беспощадным со всеми, кого он объявит внутренними врагами…
– Я не знаю почему, но все это здесь было уже в XVI веке. В своей книжке я не пытался все объяснить – я хотел зафиксировать то, что есть. Включая религиозное поклонение государству и тот факт, что пока правитель побеждает врагов снаружи и внутри, подданные его не свергают. Поэтому путинский режим выглядит достаточно прочно.
По мнению Шелина, чтобы Россия сошла со своего особого пути, кроме прочего, еще и "в мировую моду должны вернуться ценности личных прав и свобод".
– Мы видим, что сейчас и на Западе явный кризис идей, идейный раскол. Я думаю, пока он не разрешится, у России мало шансов пойти по нормальному пути. Потому что Россия очень чутка к тому, что приходит извне, и если настоящая свобода, а с ней демократия опять вернутся в мировую моду, то тогда России будет трудно этому противостоять. Но если в моде будет диктатура, уж не сомневайтесь, российская диктатура будет самый диктаторской, – считает Шелин.
P.S.
Писатель Александр Генис уже прочитал книгу Сергея Шелина "Занимательная Россия. 228 ответов", задал в ФБ три вопроса автору и получил ответы. Приведем здесь эту переписку:
1. Александр Генис: Если русские отличаются описанными Вами особенностями, то почему они же, оказавшись за границей, ведут себя, как окружающие их народы. Добиваются успеха, вливаются в западный быт и среду, живо интересуются политикой, а иногда и участвуют в ней. Я полвека живу в эмиграции в Америке, и никогда не видел здесь таких русских, какими они описаны в книге.
Еще сложнее ситуация в Украине, где те же самые русские вместе с украинцами воюют с путинской армией. И это в стране, где дважды выбрали бандита Януковича. Что же произошло с советским человеком, который в Украине или в моей Латвии раньше ничем не отличался от обитателей собственно России? И не вселяет ли это надежды на возможность перемен? Ведь все же первый майдан в 1990-х был в Москве, а не в Киеве.
Сергей Шелин: 1. Россияне (русские) по моим понятиям совершенно нормальны в своих личных практиках. Поэтому они без проблем встраиваются в иностранный и особенно в западный быт. Проблемы начинаются у них, когда они образуют коллектив и особенно государство. Российский (русский) образ жизни не предусматривает "нормального" (т.е. сколько-нибудь сбалансированного) взаимодействия россиянина с российским государством, а российское государство не умеет жить иначе чем в качестве боевой империи с миродержавными притязаниями. Украина отличается от сегодняшней России тем, что там возникла политическая нация за послесоветские годы, а в России нет. Без возникновения в России политической нации ее уход с всегдашнего особого пути невозможен.
2. Александр Генис: Вы пишете, что интеллигенции в России больше нет. Но ее нет и в Америке, где для этого понятия используется русское слово. Тем не менее, как-то американцы выживают. Наверное, проблема в термине?
Сергей Шелин: В России сейчас остались интеллигенты, но очередной раз упразднена интеллигенция как сообщество. Есть ли она в Америке, не возьмусь спорить. Но подозреваю, что воукисты – это местная интеллигенция, хороша она или плоха.
3. Александр Генис: Меня крайне заинтересовало ваше определение чуда, которому вы отводите 5 процентов вероятности. Откуда эта цифра? И значит ли это, что Иисус воскрес с вероятностью в 5%?
Сергей Шелин: О пятипроцентном чуде наполовину в шутку говорили мои друзья социологи. Для неверующего, но мудрого человека воскресение Иисуса – событие маловероятное, но не вызывающее желания так уж опровергать его возможность.