30 января в городском суде Петербурге огласили приговор 29-летнему гражданину Украины Ивану Забавскому. В 2022 году он поехал из Харькова в оккупированное село, чтобы вывезти из-под обстрелов маму, и был там задержан российскими военными. Потом его обвинили в шпионаже. Суд приговорил его к 11 годам строгого режима.
"Виновен ли я? Виновен!.. В том, что защищал свою мать, виновен!.. В том, что патриот своей страны, виновен! В том, что родился в Украине, виновен!.. Поэтому судите меня, как судили когда-то Тараса Григорьевича Шевченко, как судили когда-то Василя Стуса, тех, кто.., любил свою страну… и свою мать", – сказал Иван Забавский в своем последнем слове на суде, небольшую часть которого произнес по-украински – как он выразился, на "милозвучной мове". Это было за два дня до вынесения приговора.
10 месяцев он провел в плену, которые "следствие скрывало, а Минобороны подтвердило", заявил он судье. По его словам, это были страшные месяцы: "…в день били минимум два раза, а то и три... ужаснее всего был голод, …обед – первое и второе 150 граммов, черствый хлеб, без соли и сахара, еда была, как трава, пресная, сырая, гнилая. Вши нас просто заедали, дизентерия, проблемы с водой, унижения и снова избиения! Живой? Да лучше бы убили, прости господи, электричество, резиновые дубинки, ноги были, как светофор: одни синяки сходили, другие появлялись, и так каждый день пытки, допросы".
В конце своего последнего слова Иван Забавский выразил надежду на скорое заключение мира, который будет "в любом случае лучше войны", и на возвращение домой всех пленных и воюющих – с обеих сторон.
Процесс был закрытым, публику пустили в зал только на оглашение приговора, которое прошло очень быстро, фотографировать судья запретила. Адвокат Ивана Андрей Чертков сказал, что главная линия защиты – нарушение прав человека: жестокое обращение, пытки, не оформленное юридически удержание в плену в Старом Осколе в течение 10 месяцев. По его словам, эта же линия будет продолжена и в апелляции на приговор.
Официально Иван Забавский был арестован только в июне 2023 года, а то, что около 10 месяцев до этого он фактически находился в плену, не учтено ни в материалах следствия, ни в приговоре, говорит Чертков. Лишь после длительной переписки с Минобороны удалось получить официальное подтверждение тому, что Иван все это время находился в учреждении ФСИН в Старом Осколе.
"Курточка со спины пробита как дуршлаг"
Иван Забавский жил вместе с матерью в поселке Таволжанка Купянского района, окончил школу, служил в армии в десантных войсках. Вернувшись на гражданку, снял жилье в Харькове, работал в кафе, где продавали шаурму и хот-доги. Весной 2022 года ВСУ отбросили российскую армию от Харькова, но не все населенные пункты удалось освободить, и мама Ивана Марина Забавская осталась в оккупированной российскими войсками Таволжанке, которая подвергалась ежедневным обстрелам. Иван очень за нее переживал и в конце концов решил вывезти ее оттуда.
Последний раз они виделись летом, когда еще можно было выехать из оккупированных сел в Харьков и вернуться через Купянский район. Но в сентябре с приближением линии фронта гражданских пропускать перестали. Поэтому Иван Забавский решил добраться до маминого села единственным возможным способом – в качестве волонтера. Он купил на свои деньги много хлеба, лекарств и гречки, загрузил все это в машину друга и поехал в поселок Двуречная, подконтрольный ВСУ. Там он оставил машину, одолжил велосипед и на нем переехал через разбитый мост на другой берег реки Оскол, но маму в Таволжанке не застал – она выехала к нему в Харьков на день раньше. В это время там не было интернета, и они не могли заранее созвониться.
Марина Забавская, боясь обстрелов, проехала через Сумскую область, прошла через российский блокпост и оказалась под Белгородом. Оттуда ей удалось дозвониться до украинских родственников, от которых она узнала, что ее сын поехал за ней и пропал. Только в мае Минобороны России ответило на ее запрос, из которого она узнала, что Иван Забавский задержан "за противодействие специальной военной операции" и находится в плену.
Марине Забавской 50 лет, сейчас она живет в Харькове, который почти ежедневно подвергается обстрелам, убирается в чужих квартирах.
– Хочется жить спокойно и чтобы не было войны. Страшно жить в городе, который обстреливают, когда видишь, как люди погибают, и не знаешь, вдруг это ракета упадет на твой дом – это всё так близко, такие звуки слышишь, стены у тебя ходят в ходуном. Однажды у меня раму оконную чуть не вырвало, так близко всё было и так страшно, – говорит она Север.Реалии.
В Таволжанке у нее на глазах погибла ее старшая сестра Татьяна.
– 20 сентября у нас не было ни света, ни газа, она начала готовить еду на мангале в беседке. И тут – постоянные прилёты, стены трясутся, стёкла все повылетали в домах, крыши пробивает осколками – и она не успела заскочить в дом. Я выскочила, затянула ее в дом, у нее такие раны страшные были – ноги, руки, голова так сильно посечена мелкими осколками. Курточка домашняя была со спины пробита, как дуршлаг, а на руках и ногах вообще голое мясо было, – рассказывает Марина.
Скорую было не вызвать, через два с половиной часа ее сестра умерла от потери крови. Людей в поселке почти не осталось, позвать на помощь было некого, Марине пришлось самой выкопать яму в саду и там ее похоронить.
Из обстреливаемой Таволжанки они с Татьяной не уезжали, потому что надеялись, что скоро всё успокоится.
– Запасы еды были, дрова были, бензин был, генератор включали – как говорится, на первое время было всё. Но когда сестра погибла, я все же решила выехать, и Ваня за мной поехал – мы разминулись на сутки. Я 28 сентября выехала, а он 29-го поехал за мной, – продолжает она. – Война – величайшее несчастье. Мы братья, понимаете, настолько близкие народы – ну как это, идти убивать братьев? Мой сын в 2022 году был гражданским. Конечно, он тоже очень расстраивался из-за войны. Помню, как 29 сентября мне удалось дозвониться до родственников, и они мне говорят: "Ваня пошёл за тобой". И я не знаю, что мне делать, возвращаться или не возвращаться: там, где мой дом, постоянные прилёты, осколки все время летают. Думаю, может, он поймет, что меня нет дома, и вернётся назад, может, позвонит родственникам, как-то даст о себе знать.
"Задержан за сопротивление специальной военной операции"
Марина стала искать сына, приехала в Двуречную, прибилась к беженцам и все время старалась поймать связь, дозвониться до Ивана и до своих родных.
– Из-за того, что я постоянно в телефоне сидела, у меня в глазах сосуды начали лопаться, кровью заливались от напряжения. Ну, единственный ребёнок, единственный сын, я одна его растила. Мне тогда просто не хотелось жить, мне всё равно было, – говорит она.
Но Ваня на связь не выходил, и через 2,5 месяца Марина решила поехать обратно в Таволжанку, поискать его там. Обстрелов стало чуть меньше, и некоторые соседи вернулись домой. Пробыла она там три дня, ходила с фотографией сына и спрашивала у всех, не встречали ли они ее Ваню. Соседка видела, как его уводили двое российских военных. Проходя мимо нее, он поздоровался и назвал свое имя – видимо, чтобы она его точно узнала и запомнила.
Из разговоров с другими соседями Марина поняла, что, скорее всего, сына увели военные из ДНР. Она написала очень много писем: и Москальковой (российский омбудсмен. – СР), и в Минобороны, и в Минюст, и в Международный Красный Крест, и в полицию. В мае 2023 года получила ответ от российского Министерства обороны: ее сын задержан "за противодействие специальной военной операции" и находится в России. Летом "Медиазона" обнаружила, что его имя появилось в картотеке Санкт-Петербургского городского суда в связи с рассмотрением апелляции на решение Петроградского районного суда, отправившего Ивана Забавского в СИЗО по обвинению в шпионаже. Матери никто об этом не сообщил – она узнала обо всем от российских журналистов, к которым обратилась по совету знакомого.
– Журналисты нашли Ваниного друга и написали ему: вот у нас есть заявка, кем вам приходится Иван, знаете ли вы, при каких обстоятельствах он пропал. Он им сказал, что Ваня пошёл за мамой, хотел ее спасти. Оказывается, Ваня ему жаловался – я, говорит, не могу спать, я неделю целую не сплю, переживаю за маму, – рассказывает Марина. – Я Ваню очень люблю, и он меня любит – он для меня всё. Он мне серёжки купил золотые, юбку купил, и вообще – то мне курточку купит, то платье купит, то продукты привезет. Он все делал для меня, а я для него. Он когда в школу ходил, никогда не просил деньги, ему стыдно было просить у меня деньги. А когда школу закончил, пошёл работать диджеем и на свои первые деньги провёл интернет нам в дом. А на самую первую зарплату купил продукты: говорит, мама, смотри, это первая зарплата, я вот купил для нас покушать на стол.
В Таволжанке кроме дома у них было свое хозяйство – куры, утки и корова, сад и огород. Ваня всегда ей помогал со всем управляться.
На справедливость российского суда Марина не рассчитывает.
– Его никто не освободит, конечно, потому что судебная система не особо хорошо работает. Я очень надеюсь на обмен. Обращаюсь в разные структуры, пишу, звоню, мониторю, ищу какие-то новые рычаги, чтобы его вернули. Мне бы узнать, у кого попросить помощи, потому что все больше занимаются военными, а не гражданскими. И президенту нашему я написала уже не одно письмо, и священнослужителю одному написала, и даже президенту Америки, – перечисляет Марина. Сына она не видела уже два с половиной года.
Серая зона
Обмен задержанных граждан Украины, на который так надеется Забавская, – дело очень непростое. По словам эксперта Центра гражданских свобод (признан в России нежелательной организацией. – СР) Михаила Саввы, среди этих людей есть несколько категорий: находящиеся под следствием, уже имеющие приговоры и просто незаконно задержанные "за сопротивление специальной военной операции".
– Это выражение применяется и для украинских гражданских, и для украинских военнопленных, это такая правовая дурь режима: для них мы все, хоть гражданские, хоть военные, – это такие бунтовщики типа Стеньки Разина, которых они подавляют. Они и родственникам военнопленных тоже отвечают "задержан за сопротивление специальной военной операции", хотя человек попал в плен в бою, – говорит Савва.
По его данным, некомбатантов, то есть гражданских задержанных, – как минимум 7000.
– Я отталкивался от количества людей в реестре пропавших без вести. Судя по предыдущим конфликтам, половина из них всегда – уже погибшие, просто их не могут найти. А среди остальных есть и военнопленные. Так мы выходим на цифру 7000 человек, может быть, больше, – поясняет он. – В самом начале войны Россия заявила, что создала якобы национальное информационное бюро, выполнив обязательство по Женевским конвенциям. Но, как выяснилось по итогам нашей поездки в Женеву, это брехня, то есть создали просто горячую линию Минобороны. Поэтому, когда берут пленного или задерживают гражданского, он не входит в компетенцию их национального информационного бюро и о нём никому не сообщают. То есть они не просто военные преступники, они ещё и косорукие менеджеры, у них нет учета задержанных.
Судьбой этих людей в Украине занимается государственная структура – Координационный штаб по вопросам обращения с военнопленными, с которым плотно сотрудничает Центр гражданских свобод. В полномочия Корштаба входят и гражданские – их розыск, переговоры об освобождении, информирование и содействие родственникам. Ищут этих людей и правозащитные организации. По словам Саввы, некоторые родственники нанимают российских адвокатов, даже когда ещё нет уголовного дела.
– Уголовные дела есть, но это меньше одного процента. Адвокат иногда находит человека, пытается к нему прийти в Следственный изолятор, колонию или исправительный центр, но его не допускают, пока нет уголовного дела.
– А если дела нет, то на каком основании людей держат в заключении?
– Это одна из главных проблем. Россия засекретила эту правовую схему, нигде нет ни одного документа. Но по той информации, которую мы нашли, всё очень просто: распоряжение о содержании под стражей подписывают начальники региональных управлений ФСБ. Без прокурора, без суда, без ничего. И каждые 3 месяца подписывают продление содержания под стражей. Это военное преступление, незаконное лишение свободы.
– То есть люди находятся в серой зоне?
– Именно, ведь даже когда присылают ответы, пишут: местонахождение не будем сообщать, это персональная информация, а мы очень её бережём. Украинские правоохранительные органы перегружены, на каждого следователя до 2000 таких дел. А Международный уголовный суд берёт только самые показательные кейсы, да и на них не хватает ресурсов.
По словам Михаила Саввы, российские адвокаты, с которыми работает Центр гражданских свобод, освободили около 200 человек, но эта практика закончилась больше года назад, теперь убраны лазейки, которые для этого использовались.
– Спасти удалось только жителей оккупированных территорий, их просто отпускали домой, но при этом брали абсолютно незаконную подписку, что они обязуются не покидать пределы области проживания. А кого в марте 2022 года угоняли в Россию, например из Киевской области, таких освобождать не удавалось, – говорит Савва.
Он считает, что задерживают гражданских, во-первых, ради атмосферы страха, нагнетание которой он называет государственным террором, во-вторых, ради подавления возможного сопротивления, и в-третьих, "им нужно отчитываться о работе, показывать толпы врагов".
29 января стартовала Международная кампания за освобождение людей, насильно удерживаемых в результате вторжения России в Украину, People first. Ее смысл в том, чтобы добиться освобождения всех сразу с обеих сторон, включая российских политзаключенных.
– Если выдирать людей по одному, по моим подсчётам, это займет около 100 лет. Мы хотим обратиться в новую американскую администрацию и к властям других стран. Это все равно сложно – из 7000 по фамилиям мы знаем всего 1900, очень много белых пятен, нужен механизм: кто и как будет искать людей на территории России. Но если начнутся переговоры, то нельзя забыть проблему освобождения людей, – напоминает Савва. – Например, моих бучанских и гостомельских соседей, некоторые с марта 2022 года задержаны и находятся в России, например, за то, что у человека руки были в машинном масле. А он дизельные машины ремонтируют всю жизнь, у него руки не могут быть другими. У нас уже есть подписи нескольких десятков организаций, в том числе европейских.
Россия остается членом конвенции против пыток, и любая страна мира, подписавшая эту конвенцию, может подать против России иск в Международный суд ООН. Долгое содержание под стражей без оснований является видом жестокого обращения. Если такой иск будет подан, то тогда можно сразу потребовать принять обеспечительные меры – освободить хотя бы гражданских, сидящих без приговоров.
Но подать такой иск – это огромная работа, замечает Савва, и справиться с ней под силу только коалиции стран.
– А пока мы просто бьёмся головой об стенку, чтобы это началось. И очень важно об этом говорить, – считает эксперт.
Адвокат Ивана Забавского Андрей Чертков после оглашения приговора сказал, что надежда у него только на обмен всех на всех после окончания военных действий.
Смотри также "Кому нужна эта война?" Жены и матери пленных требуют обмена