В Петербурге начали слушать дело переводчицы Елены Абрамовой, которую судят за повторную "дискредитацию" из-за акции с плакатом: "Свободу Навальному! Свободу всем политзаключенным! Нет войне!" Из-за уголовного дела она лишилась постоянной работы, но осталась в России.
Текст: "Окно"
Елена родилась и выросла в Магадане. Ее родители познакомились, когда учились в педагогическом институте. Мама работала страховым агентом, а папа – Арнольд Еременко – учителем русского языка и литературы. В конце 1980-х отца Елены посадили на 2,5 года за рукопись "Поверженный октябрь", где были "его мысли по поводу режима в стране, советской власти, советского наследия". У семьи нет текста рукописи, хотя мама Елены обращалась в ФСБ с просьбой предоставить копию, но там сообщили, что документ потеряли.
– Я не знаю точно, планировал ли папа опубликовать свою рукопись официально или рассчитывал на самиздат. Но, определенно, он о ней рассказывал, кто-то из окружения был в курсе содержания. И этот кто-то, вероятно, был информатором – именно так о рукописи узнали в КГБ. Наверное, этим информаторам кажется, что они таким образом что-то делают полезное, вот они и доносят, – рассуждает Елена.
Арнольд Еременко выступал на митингах, руководил демократическим движением в Магадане, которое "проводило встречи со сторонниками, но без какой-то политической борьбы". Ему предлагали участвовать в выборах, но он отказался.
– Я не думаю, что у папы были какие-то политические амбиции. Власть никогда его не привлекала. У него была его работа, которая ему нравилась, он проводил время с семьей, много читал – у нас была очень обширная библиотека. Словом, у него были другие интересы, – говорит Елена. – Принципиальная позиция моего отца заключалась в том, что человек – это высшая ценность. Не должно быть давления, не должно быть никакого принуждения к каким-либо взглядам или какой-либо идеологии. Он всегда выступал за деидеологизацию общества, за то, чтобы была возможность свободно выражать свои мысли, свободно высказываться, свободно участвовать в мирной политической борьбе. За то, чего нам так не хватает сейчас.
Пик политической активности Еременко пришелся на середину 80-х, когда он вышел из колонии, а с 90-х она сошла на нет.
– Падению Советского Союза в семье были рады. Я успела еще год походить в пионерском галстуке, и помню, как постоянно придумывали что-то, чтобы галстук не носить: то якобы постирали, то еще что-то. И когда все это закончилось, я помню чувство облегчения, что теперь не придется этим заниматься, было в этом что-то напускное. Казалось, что теперь можно будет спокойно жить, без этих атрибутов советского режима. Мне вообще кажется, что после развала Союза, когда наступило то короткое время свободы, многие просто расслабились. Это был такой контраст с прошлым, что всем хотелось наконец-то заняться своей собственной жизнью, вкушать те блага, которые стали доступны после смены режима.
Елена говорит, что ее взгляды, с одной стороны, идут из семьи, хотя до нападения России на Украину она особо не интересовалась политикой. Ее отец умер в 2008 году, через 5 лет она оставила работу в крупной золотодобывающей компании и переехала в Санкт-Петербург, где устроилась переводчицей. Все это время она была погружена в свои заботы: работу, воспитание ребенка.
– Я жила своей жизнью. Сейчас вот я, оглядываясь назад, вспоминаю, что интерес к политике проявился не так давно, и в большей степени он был спровоцирован началом военных действий. До этого я была, конечно, в курсе некоторых событий, у меня было мнение по отдельным вопросам. Когда я узнала о начале (войны в Украине. – "Окно"), для меня это был просто шок. На тот момент я вообще была не в повестке, не следила детально за тем, что происходит. Когда я увидела это обращение (президента о начале войны в Украине. – "Окно"), я даже не поняла, что происходит, я не могла поверить, что такое вообще возможно, и несколько дней просто приходила в себя. Читала как сумасшедшая ленты новостей, смотрела ютьюб. Это было полной неожиданностью, я не думала, что такое случится. Катастрофа в том, что ежедневно гибнут люди, – рассуждает Абрамова.
Впервые на пикет Елена вышла в конце 2022 года. Тогда она уже читала не только новости о военных действиях в Украине, но и следила за политическими судами.
– 9 декабря состоялось заседание суда, на котором был вынесен приговор Илье Яшину. Я решила, что должна выйти. Пусть это будет чисто символический жест, но я должна. Потому что мне стыдно. Мне стыдно, что моя страна сейчас погрузилась в такой хаос, такой мрак. Не знаю, когда это закончится, и понятно было, что этим одиночным пикетом ничего не изменить, но это было необходимое для меня публичное высказывание, которое должно было быть произнесено вопреки всему, несмотря ни на какие запреты. Мне было страшновато – до сих пор опыта одиночных пикетов у меня не было. Я выходила на митинги в поддержку Навального, и еще когда Немцова убили. Но на митингах, которые проводились в самом начале (военных действий. – "Окно"), я не была – я не была подписана ни на какие сообщества и не знала, где они проводились, кто с кем договаривается, куда нужно идти. А тут я решила, что должна выйти, – рассказывает Елена.
В первом пикете она простояла всего минут пять, хотя место было не очень людное – площадь у Мариинского дворца. "Пять минут, может, чуть дольше. Я вскоре заметила, как ко мне начали приближаться сотрудники правоохранительных органов – медленно так, демонстративно медленно, как мне показалось. Задерживали меня довольно вежливо, не хамили. Но там был один человек в штатском, он и в отделении полиции потом был, в спортивном костюме – он больше всех задавал вопросы. Пока я стояла, видела, что кто-то с противоположной стороны улицы меня сфотографировал. Кто-то проходил мимо и сказал "спасибо" – кажется, молодая пара. Кто-то делал вид, что не замечает. На плакате у меня в тот раз было написано "Нет войне". Через пару месяцев, в феврале, состоялся суд, где мне присудили штраф в 30 тысяч рублей", – вспоминает Елена.
Еще один штраф Абрамова получила за участие в митинге против мобилизации, а в конце апреля 2023-го – вышла с еще одним пикетом к Гостиному двору. Там ей удалось постоять несколько секунд, после чего её задержали. Третий пикет Елена провела в день рождения политика Алексея Навального.
– Встала на Марсовом поле, там сотрудников полиции вообще не было. Потом пошла к Гостиному двору, где меня сразу задержали. За второй пикет на меня составили протокол, но в суд он не пошел. После того как я вышла из участка, мне позвонили и пригласили якобы "для дополнительных показаний". Наверное, до них дошло, что у меня уже второй эпизод. Но в протоколе этого не было, а прийти я отказалась. После третьего пикета меня доставили в тот же участок, и тогда уже полиция подняла все материалы. И возбудили уголовное дело.
Вскоре домой к Елене пришли с обыском несколько человек в балаклавах, следователь и сотрудники Центра "Э" (центра МВД по борьбе с экстремизмом).
– Я сказала, что мне надо одеться, они тогда сказали, что у меня буквально пять секунд на это. Начала одеваться, а они стучали в дверь и практически начали ее выламывать. Ребенок спал, я его разбудила, сказала, чтобы он не переживал, объяснила, что будет обыск. В квартире они уже вели себя корректно, но телефон отобрали и не даже не дали позвонить на работу, чтобы предупредить, что я не приду, – говорит Абрамова.
Во время расследования выяснилось, что дело против Елены Абрамовой возбудили незаконно. Елена – член избирательной комиссии с правом решающего голоса. Возбудить дело в этом случае можно только по особому порядку, который был нарушен, поэтому формально против Абрамовой возбуждали дело дважды: впервые летом 2023 года, повторно – в мае 2024-го.
Сейчас уголовное дело против Абрамовой рассматривается в суде. По российскому законодательству за два антивоенных пикета ей грозит либо огромный штраф, либо принудительные работы, либо до пяти лет колонии. Елена ходит на судебные заседания и не собирается уезжать из России.
– Я не вижу себе применения за границей. У меня были сложности с поиском работы в Санкт-Петербурге. Особенно после того, как возбудили уголовное дело, когда меня уволили, еще в сентябре прошлого года. Я пропустила рабочий день из-за обыска, и мне сразу же предложили написать заявление по собственному желанию. Это была коммерческая организация, и руководство, наверное, боялось пристального внимания к себе со стороны силовых структур. Но все равно, не представляю, чем бы я занималась не в России. Мне почему-то кажется, что может настать момент, когда здесь нужно будет находиться, а некому окажется. А потом, даже если уехать, свои чувства не заглушить. И долю своей вины в происходящем я тоже ощущаю – за равнодушие, безучастное отношение. И боль от того, что моя страна развязала войну с соседним государством, она все равно останется. С этим нужно будет жить. И смена локации сильно не повлияет.
